Всего хорошего, и спасибо за рыбу! - Страница 19


К оглавлению

19

— Следите за дорогой! — взвизгнула она.

— Вошь астероидная!

Артур едва не врезался в сто итальянских стиральных машин, которые путешествовали в кузове грузовика из Германии.

— Я вам посоветую, — сказала она с тихим вздохом облегчения, — до отхода поезда угостить меня стаканчиком сока.

12

По никому не ведомой причине в станционных буфетах всегда какая-то особая, необычайно мрачная атмосфера, какая-то особая, неповторимо унылая грязь. Пирожки со свининой имеют там какой-то особый, неповторимо блеклый цвет.

Но есть вещь, которая еще хуже пирожков со свининой. Это сандвичи.

В Англии устойчиво держится мнение, что делать сандвич аппетитным, привлекающим взор, таким, чтобы его было приятно есть, постыдно и так делают лишь иностранцы.

«Да будут они засохшими, — предписывает инструкция, хранящаяся в коллективной памяти народа, — да будут они как резина. Если надо, чтобы они были свежими, раз в неделю протирайте их тряпочкой».

Именно посещением закусочных по субботам и поглощением там бутербродов британцы стремятся искупить свои национальные грехи. Что это за грехи такие, они не знают, да и не желают знать. Грехи — тема скользкая и лучше в нее не лезть. Но каковы бы ни были эти грехи, они с лихвой искупаются бутербродами, которые многогрешная нация через силу заставляет себя съедать.

Если же существует что-нибудь еще хуже бутербродов, так это сосиски. Безрадостного вида трубочки, набитые хрящами, плавающие в море чего-то горячего и унылого и украшенные пластмассовой палочкой в форме колпака шеф-повара: очевидно, это и есть памятник какому-то шеф-повару, который ненавидел человечество, а умер в нищете и одиночестве на черной лестнице в Степни. В последний путь покойного проводили только его кошки.

Сосиски предназначены для людей, которые знают, в чем состоят их грехи, и желают искупить что-то особенное.

— Можно поискать что-нибудь поприличнее, — сказал Артур.

— Некогда, — ответила Фенни, взглянув на часы. — Мой поезд уходит через полчаса.

Они сели за расшатанный столик. На нем стояло несколько грязных стаканов. Здесь же лежали мокрые от пива бумажные салфетки, на которых были напечатаны анекдоты. Артур взял для Фенни томатный сок, а для себя — кружку желтой газированной воды. А еще, сам не зная зачем, две сосиски. Видимо, чтобы было чем заняться, пока из воды газ выдыхается.

Бармен окунул сдачу в лужу пива на стойке, за что Артур сказал ему «спасибо».

— Ну, что ж, — сказала Фенни, глянув на часы, — расскажите мне то, что хотели.

Ее голос выражал крайнее недоверие, и Артур совсем упал духом.

Как он сможет в этой явно неблагоприятной обстановке объяснить этой холодной, настороженной девушке, что в состоянии, так сказать, «расширенного сознания» он вдруг телепатически понял, чем объясняется ее душевная болезнь: дело в том, что вопреки очевидному Земля была уничтожена, чтобы уступить место новому гиперпространственному экспресс-маршруту, но об этом на всей Земле знает только он — потому что видел все это своими глазами с борта вогонского звездолета, — а вдобавок его душа и тело нестерпимо тоскуют по Фенни, и ему необходимо как можно скорее лечь с ней в постель.

— Фенни, — начал Артур.

— Не хотите ли купить несколько лотерейных билетиков? Совсем маленькая лотерея.

Артур резко вскинул голову.

— Деньги пойдут в пользу Энджи, она уходит на пенсию.

— Что?

— И нуждается в искусственной почке.

Над Артуром склонилась аккуратненькая сухопарая пожилая особа в аккуратненьком вязаном костюме, с аккуратненькой химической завивкой и растянутыми в аккуратненькой улыбочке губами, которые, вероятно, часто лизали аккуратненькие моськи.

Особа держала книжечку с отрывными билетами и консервную банку для денег.

— Всего десять пенсов, — сказала она, — так что вы, может, купите целых два. Для этого вам даже не придется грабить банк.

Она издала короткий, звонкий смешок, а затем удивительно долгий вздох. Замечание о том, что для этого не придется грабить банк, очевидно, неимоверно нравилось ей с тех самых пор, как во время войны в ее доме квартировали американские солдаты.

— Э-э, да, хорошо, — пролепетал Артур, торопливо порывшись в кармане и вытащив пару монет.

С убийственной медлительностью и аккуратненькой, если так можно выразиться, манерностью особа аккуратненько оторвала два билета и вручила их Артуру.

— Я искренне надеюсь, что вы выиграете, — произнесла она, и улыбочка вдруг со щелчком сложилась, как японская фигурка-оригами, — у нас такие миленькие призы.

— Спасибо, — произнес Артур, с демонстративной небрежностью запихивая в карман билеты и глядя на часы.

И повернулся к Фенни.

То же самое сделала особа с лотерейными билетами.

— А вы, моя милочка? — проговорила она. — Это для Энджи, на искусственную почку. Энджи уходит на пенсию, понимаете. Ну как? — И она так растянула улыбочку, что та уже не умещалась на лице. Чтобы не лопнула кожа, особе пришлось остановиться и сдвинуть губы.

— Э-э, послушайте, вот, пожалуйста, — сказал Артур и, в надежде ее спровадить, подтолкнул к ней пятидесятипенсовую монету.

— О, мы люди небедные, да? — сказала особа, умудрившись одновременно многозначительно вздохнуть и многозначительно улыбнуться. — Мы, наверное, из Лондона.

Артур все отдал бы за то, чтобы она не говорила так чертовски медленно.

— О, право, ничего не надо, — махнув рукой, проговорил он, когда особа с жуткой обстоятельностью начала отрывать пять билетов — по одному.

19